Неточные совпадения
Упоминание о Левине, казалось, лишило Кити последнего самообладания; она вскочила
со стула и, бросив пряжку о землю и делая быстрые жесты руками,
заговорила.
Варенька сделала просто и естественно, как и всё, что она делала, движение, среднее между поклоном и приседанием, и тотчас же
заговорила с князем, как она говорила
со всеми, нестесненно и просто.
Левин был благодарен Облонскому за то, что тот
со своим всегдашним тактом, заметив, что Левин боялся разговора о Щербацких, ничего не говорил о них; но теперь Левину уже хотелось узнать то, что его так мучало, но он не смел
заговорить.
Что? Что такое страшное я видел во сне? Да, да. Мужик — обкладчик, кажется, маленький, грязный,
со взъерошенною бородой, что-то делал нагнувшись и вдруг
заговорил по-французски какие-то странные слова. Да, больше ничего не было во сне, ― cказал он себе. ― Но отчего же это было так ужасно?» Он живо вспомнил опять мужика и те непонятные французские слова, которые призносил этот мужик, и ужас пробежал холодом по его спине.
Слегка улыбнувшись, Вронский продолжал говорить
со Свияжским, очевидно не имея никакого желания вступать в разговор с Левиным; но Левин, говоря с братом, беспрестанно оглядывался на Вронского, придумывая, о чем бы
заговорить с ним, чтобы загладить свою грубость.
Левин во всё время исполнения испытывал чувство глухого, смотрящего на танцующих. Он был в совершенном недоумении, когда кончилась пиеса, и чувствовал большую усталость от напряженного и ничем не вознагражденного внимания.
Со всех сторон послышались громкие рукоплескания. Все встали, заходили,
заговорили. Желая разъяснить по впечатлению других свое недоумение, Левин пошел ходить, отыскивая знатоков, и рад был, увидав одного из известных знатоков в разговоре
со знакомым ему Песцовым.
— Вот, ты всегда приписываешь мне дурные, подлые мысли, —
заговорила она
со слезами оскорбления и гнева. — Я ничего, ни слабости, ничего… Я чувствую, что мой долг быть с мужем, когда он в горе, но ты хочешь нарочно сделать мне больно, нарочно хочешь не понимать…
Заговорил о превратностях судьбы; уподобил жизнь свою судну посреди морей, гонимому отовсюду ветрами; упомянул о том, что должен был переменить много мест и должностей, что много потерпел за правду, что даже самая жизнь его была не раз в опасности
со стороны врагов, и много еще рассказал он такого, из чего Тентетников мог видеть, что гость его был скорее практический человек.
Раскольников перешел через площадь. Там, на углу, стояла густая толпа народа, все мужиков. Он залез в самую густоту, заглядывая в лица. Его почему-то тянуло
со всеми
заговаривать. Но мужики не обращали внимания на него и все что-то галдели про себя, сбиваясь кучками. Он постоял, подумал и пошел направо, тротуаром, по направлению к В—му. Миновав площадь, он попал в переулок…
— Чему ж ты удивляешься? — весело
заговорил Николай Петрович. — В кои-то веки дождался я Аркаши… Я
со вчерашнего дня и насмотреться на него не успел.
Одинцова раза два — прямо, не украдкой — посмотрела на его лицо, строгое и желчное, с опущенными глазами, с отпечатком презрительной решимости в каждой черте, и подумала: «Нет… нет… нет…» После обеда она
со всем обществом отправилась в сад и, видя, что Базаров желает
заговорить с нею, сделала несколько шагов в сторону и остановилась.
— Ага! родственное чувство
заговорило, — спокойно промолвил Базаров. — Я заметил: оно очень упорно держится в людях. От всего готов отказаться человек,
со всяким предрассудком расстанется; но сознаться, что, например, брат, который чужие платки крадет, вор, — это свыше его сил. Да и в самом деле: мой брат, мой — и не гений… возможно ли это?
— Черт его знает, — задумчиво ответил Дронов и снова вспыхнул,
заговорил торопливо: —
Со всячинкой. Служит в министерстве внутренних дел, может быть в департаменте полиции, но — меньше всего похож на шпиона. Умный. Прежде всего — умен. Тоскует. Как безнадежно влюбленный, а — неизвестно — о чем? Ухаживает за Тоськой, но — надо видеть — как! Говорит ей дерзости. Она его терпеть не может. Вообще — человек, напечатанный курсивом. Я люблю таких… несовершенных. Когда — совершенный, так уж ему и черт не брат.
Протянув руку за очками, Самгин наклонился так, что она съехала с его колен; тогда он встал и, шагая по комнате
со стаканом вина в руке,
заговорил, еще не зная, что скажет...
— Позволь! Нельзя обращаться с человеком так, как ты
со мной, — внушительно
заговорил Самгин. — Что значит это неожиданное решение — в Париж?
Лютов немедленно превратился в шута, запрыгал, завизжал,
заговорил со всеми сразу; потом, собрав у рояля гостей и дергая пальцами свой кадык, гнусным голосом запел на мотив «Дубинушки», подражая интонации Шаляпина...
— Конечно — обо всем, — сказал Самгин, понимая, что пред ним ответственная минута. Делая паузы, вполне естественные и соразмерные
со взмахами весел, он осмотрительно
заговорил о том, что счастье с женщиной возможно лишь при условии полной искренности духовного общения. Но Алина, махнув рукою, иронически прервала его речь...
Каждый раз после свидания с Ритой Климу хотелось уличить Дронова во лжи, но сделать это значило бы открыть связь
со швейкой, а Клим понимал, что он не может гордиться своим первым романом. К тому же случилось нечто, глубоко поразившее его: однажды вечером Дронов бесцеремонно вошел в его комнату, устало сел и
заговорил угрюмо...
И, снова откинувшись на спинку стула, собрав лицо в кулачок, полковник Васильев сквозь зубы,
со свистом и приударяя ладонью по бумагам на столе,
заговорил кипящими словами...
Может быть, на лице вашем выразилась бы печаль (если правда, что вам нескучно было
со мной), или вы, не поняв моих добрых намерений, оскорбились бы: ни того, ни другого я не перенесу,
заговорю опять не то, и честные намерения разлетятся в прах и кончатся уговором видеться на другой день.
— Нет, ради Бога, нет! — бросившись к нему, схватив его опять за руку, с испугом и мольбой
заговорила она. — Пожалейте меня: что
со мной будет?
— А что? —
со страхом
заговорил он.
Обломов, подписывая, утешался отчасти тем, что деньги эти пойдут на сирот, а потом, на другой день, когда голова у него была свежа, он
со стыдом вспомнил об этом деле, и старался забыть, избегал встречи с братцем, и если Тарантьев
заговаривал о том, он грозил немедленно съехать с квартиры и уехать в деревню.
Движения его были смелы и размашисты; говорил он громко, бойко и почти всегда сердито; если слушать в некотором отдалении, точно будто три пустые телеги едут по мосту. Никогда не стеснялся он ничьим присутствием и в карман за словом не ходил и вообще постоянно был груб в обращении
со всеми, не исключая и приятелей, как будто давал чувствовать, что,
заговаривая с человеком, даже обедая или ужиная у него, он делает ему большую честь.
Опять полились на Захара «жалкие» слова, опять Анисья
заговорила носом, что «она в первый раз от хозяйки слышит о свадьбе, что в разговорах с ней даже помину не было, да и свадьбы нет, и статочное ли дело? Это выдумал, должно быть, враг рода человеческого, хоть сейчас сквозь землю провалиться, и что хозяйка тоже готова снять образ
со стены, что она про Ильинскую барышню и не слыхивала, а разумела какую-нибудь другую невесту…».
— Ты сомневаешься в моей любви? — горячо
заговорил он. — Думаешь, что я медлю от боязни за себя, а не за тебя? Не оберегаю, как стеной, твоего имени, не бодрствую, как мать, чтоб не смел коснуться слух тебя… Ах, Ольга! Требуй доказательств! Повторю тебе, что если б ты с другим могла быть счастливее, я бы без ропота уступил права свои; если б надо было умереть за тебя, я бы с радостью умер! —
со слезами досказал он.
— А! если так, если он еще, —
заговорила она с дрожью в голосе, — достает тебя, мучает, он рассчитается
со мной за эти слезы!.. Бабушка укроет, защитит тебя, — успокойся, дитя мое: ты не услышишь о нем больше ничего…
— Нет, не шутя скажу, что не хорошо сделал, батюшка, что
заговорил с Марфенькой, а не
со мной. Она дитя, как бывают дети, и без моего согласия ничего бы не сказала. Ну, а если б я не согласилась?
— Вы? осел? —
заговорила она язвительно, ходя медленно вокруг него и оглядывая его
со всех сторон.
— Потом, когда мне было шестнадцать лет, мне дали особые комнаты и поселили
со мной ma tante Анну Васильевну, а мисс Дредсон уехала в Англию. Я занималась музыкой, и мне оставили французского профессора и учителя по-русски, потому что тогда в свете
заговорили, что надо знать по-русски почти так же хорошо, как по-французски…
— Если б я была сильна, вы не уходили бы так отсюда, — а пошли бы
со мной туда, на гору, не украдкой, а смело опираясь на мою руку. Пойдемте! хотите моего счастья и моей жизни? —
заговорила она живо, вдруг ослепившись опять надеждой и подходя к нему. — Не может быть, чтоб вы не верили мне, не может быть тоже, чтоб вы и притворялись, — это было бы преступление! — с отчаянием договорила она. — Что делать, Боже мой! Он не верит, нейдет! Как вразумить вас?
— Икру? Даже затрясся весь, как увидал! А это что? — с новым удовольствием
заговорил он, приподнимая крышки серебряных блюд, одну за другой. — Какая вы кокетка, Полина Карповна: даже котлетки без папильоток не можете кушать! Ах, и трюфли — роскошь юных лет! — petit-fours, bouchees de dames! Ax, что вы хотите
со мной делать? — обратился он к ней, потирая от удовольствия руки — Какие замыслы у вас?
Сидя у ней, мне казалось как-то совсем и немыслимым
заговорить про это, и, право, глядя на нее, мне приходила иногда в голову нелепая мысль: что она, может быть, и не знает совсем про это родство, — до того она так держала себя
со мной.
— Да, какой-то дурачок, что, впрочем, не мешает ему стать мерзавцем. Я только была в досаде, а то бы умерла вчера
со смеху: побледнел, подбежал, расшаркивается, по-французски
заговорил. А в Москве Марья Ивановна меня о нем, как о гении, уверяла. Что несчастное письмо это цело и где-то находится в самом опасном месте — это я, главное, по лицу этой Марьи Ивановны заключила.
Я так и вздрогнул. Во-первых, он Версилова обозначил моим отцом, чего бы он себе никогда
со мной не позволил, а во-вторых,
заговорил о Версилове, чего никогда не случалось.
— Об этой идее я, конечно, слышал, и знаю все; но я никогда не говорил с князем об этой идее. Я знаю только, что эта идея родилась в уме старого князя Сокольского, который и теперь болен; но я никогда ничего не говорил и в том не участвовал. Объявляя вам об этом единственно для объяснения, позволю вас спросить, во-первых: для чего вы-то
со мной об этом
заговорили? А во-вторых, неужели князь с вами о таких вещах говорит?
Прошло минут десять, и вдруг, в самой середине одного раскатистого взрыва хохота, кто-то, точь-в-точь как давеча, прянул
со стула, затем раздались крики обеих женщин, слышно было, как вскочил и Стебельков, что он что-то
заговорил уже другим голосом, точно оправдывался, точно упрашивая, чтоб его дослушали…
— А что ж ты сама
со мной не
заговаривала, коли я был такой дурак?
Он раза два принимался было говорить
со мною и наконец не вытерпел и в третий раз
заговорил, нужды нет, что я не знаю по-голландски.
Нам хотелось поговорить, но переводчика не было дома. У моего товарища был портрет Сейоло, снятый им за несколько дней перед тем посредством фотографии. Он сделал два снимка: один себе, а другой так, на случай. Я взял портрет и показал его сначала Сейоло: он посмотрел и громко захохотал, потом передал жене. «Сейоло, Сейоло!» —
заговорила она,
со смехом указывая на мужа, опять смотрела на портрет и продолжала смеяться. Потом отдала портрет мне. Сейоло взял его и стал пристально рассматривать.
— А спасенье есть. Вот оно, легкое, радостное. Спасенье это — пролитая за нас кровь единственного сына Бога, отдавшего себя за нас на мучение. Его мучение, его кровь спасает нас. Братья и сестры, — опять
со слезами в голосе
заговорил он, — возблагодарим Бога, отдавшего единственного сына в искупление за род человеческий. Святая кровь его…
— Нечего мне успокаиваться. Ты думаешь, я пьяна? Я и пьяна, да помню, что говорю, — вдруг быстро
заговорила она и вся багрово покраснела: — я каторжная, б…., а вы барин, князь, и нечего тебе
со мной мараться. Ступай к своим княжнам, а моя цена — красненькая.
— Прежде чем объяснить все всякому постороннему человеку, вам не мешало бы посоветоваться
со мною, Александр Павлыч, — глухо
заговорил Ляховский, подбирая слова. — Может быть, я не желаю ничьего постороннего вмешательства… Может быть, я не соглашусь посвящать никого в мои дела! Может быть… наконец…
— Вы меня, вероятно, не узнаете, Павла Ивановна, —
заговорил Привалов, когда Надежда Васильевна поздоровалась
со старушкой. — Сергей Привалов…
Когда Старцев пробовал
заговорить даже с либеральным обывателем, например, о том, что человечество, слава богу, идет вперед и что
со временем оно будет обходиться без паспортов и без смертной казни, то обыватель глядел на него искоса и недоверчиво и спрашивал: «Значит, тогда всякий может резать на улице кого угодно?» А когда Старцев в обществе, за ужином или чаем, говорил о том, что нужно трудиться, что без труда жить нельзя, то всякий принимал это за упрек и начинал сердиться и назойливо спорить.
Впоследствии Федор Павлович клятвенно уверял, что тогда и он вместе
со всеми ушел; может быть, так именно и было, никто этого не знает наверно и никогда не знал, но месяцев через пять или шесть все в городе
заговорили с искренним и чрезвычайным негодованием о том, что Лизавета ходит беременная, спрашивали и доискивались: чей грех, кто обидчик?
Смердяков
со страданием пошевельнулся всем телом на постели, но не
заговорил первый, молчал, да и глядел уже как бы не очень любопытно.
Он ходил, смеялся,
заговаривал со всеми, и все это как бы уж не помня себя.
Он остановил коня, поднял голову и увидал своего корреспондента, дьякона. С бурым треухом на бурых, в косичку заплетенных волосах, облеченный в желтоватый нанковый кафтан, подпоясанный гораздо ниже тальи голубеньким обрывочком, служитель алтаря вышел свое «одоньишко» проведать — и, улицезрев Пантелея Еремеича, почел долгом выразить ему свое почтение да кстати хоть что-нибудь у него выпросить. Без такого рода задней мысли, как известно, духовные лица
со светскими не
заговаривают.
— Хотите
со мной об заклад побиться? —
заговорил он вдруг довольно громко.